Десницкий С, Ларионов С - Из пламя и света рожденное слово (поэтич.комп. по произв. М.Ю.Лермонтова)

С. Десницкий
С. Ларионов

ИЗ ПЛАМЯ И СВЕТА РОЖДЕННОЕ СЛОВО

Поэтическая история
по мотивам произведений
М. Ю. Лермонтова

Действующие лица в исполнители

От автора С. Десницкий
Поэт О. Ефремов
Сказитель А. Попов
Ашик-Кераб В. Ивашов
Магуль-Мегери Е. Кондратова
Мать А. Степанова
Сестра Н. Каштанова
Подруга Н. Назарова
Всадник (Хадрилиаз)
М. Прудкин
Куршуд-Бек В. Петров
Паша,
Брат Куршуд-Бека М. Горюнов
Чауш В. Жолобов
Купец В. Привальцев
Старуха С. Гаррель
Александр Христофорович
Ю. Ларионов
В эпизодах артисты МХАТа
Режиссер С. Десницкий

Синие горы Кавказа, приветствую вас! Вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да об небе… »— с восторгом и благодарностью пишет Лермонтов о своей поэтической колыбели. Кавказ…
Для М.Ю. Лермонтова это не просто географическое понятие или поэтический образ. Лучшие минуты творческого вдохновения и мучительные раздумья, надежда, страсть, вся жизнь поэта и самая смерть его — это Кавказ. И не странно ли, один из величайших русских поэтов, восприемник славы А. С. Пушкина становится певцом далекой горной страны, певцом искренним, преданным и влюбленным?
Еще десятилетним мальчиком вместе со своей бабушкой Е. А. Арсеньевой Лермонтов впервые приехал на Кавказ в Горячеводск (ныне Пятигорск) для лечения водами. Прохо¬дит семь лет, и юный почитатель гор все не может забыть того первого впечатления, той первой, на всю жизнь забрав¬шей его в плен, любви:

…Приветствую тебя. Кавказ седой!
Твоим горам я путник не чужой:
Они меня в младенчестве носили
И к небесам пустыни приучили
И долго мне мечталось с этих пор
Все небо юга да утесы гор.
Прекрасен ты, суровый край свободы,
И вы, престолы, вечные природы.
Когда, как дым синея, облака
Под вечер к вам летят издалека.
Над ними вьются, шепчутся, как тени.
Как над главой огромных привидений
Колеблемые перья, — и луна
По синим сводам странствует одна...

Знал ли тогда. 10 мая 1832года, семнадцатилетний поэт писавший эти строки, что судьба так нерасторжимо и тра¬гично свяжет его с Кавказом? И мог ли предполагать, что в том же Горячеводске на склоне Машука 15 июля 1841 года грозовые раскаты грома сольются с легким хлопком пистолетного выстрела, и сердце поэта остановится навсегда? П. А. Вяземский, узнав о гибели М. Ю. Лермонтова, запи¬сал в свою книжку: «… Я говорю, что в нашу поэзию стре¬ляют удачнее, чем в Луи Филиппа…» Следом за ним московский поэт А. Я. Булгаков отмечает в своем "дневнике: «Мартынов поступил как убийца.. .» А некто И. Молчано в письме к В. Пасеку (другу юности И. Герцена) замечает: «Странную имеют судьбу знаменитейшие наши поэты, большая часть из них умирает насильственной смертью Таков был конец Пушкина, Грибоедова, Mapлинского (Беммтужева)… Теперь... не стало Лермонтова!» Декабрист Н.И. Лорер, переведенный из Сибири рядовым на Кавказ и бывший в то время в Горячеводске, свидетельствует: - Чем кончится судьба Мартынова и двух секундантов?— спросил я одного знакомого. Да ведь царь сказал: «Туда ему и дорога!», узнав о смерти Лермонтова… Туда ему и дорога… Куда? Во тьму небытия или в бессмертие?
Как бы хотелось самодержцу всея Руси чтобы самое имя этого «бумагомараки» за «дерзость и бесстыдное вольнодумство» кануло в Лету, чтобы не то что стихов, памяти о нем не осталось. Для того и на Кавказ — под пули черкесов, в действующую армию — авось да подстрелят. Полный мрачных предчувствий Лермонтов, уезжая на Кавказ, пишет гневное восьмистишие:

Прощай, немытая Россия.
Страна рабов, страна господ,
И вы. мундиры голубые,
И ты. послушный им народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей.
От их всевидящего глаза.
От их всеслышащих ушей.
(1841 г.)
Николай I дважды отправляет поэта в ссылку. И дважды местом ссылки он избирает для него край, с которым связано дорогое для Лермонтова воспоминание, куда он стремится всей душой, где отдыхает сердце, и рожденные вдохновением, переполняют все существо его еще ненаписанные строки. «Лазил на снеговую гор» на самый верх...: оттуда видна половина Грузни как на блюдечке, и, право, я не берусь, объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух — бальзам: хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит — ничего не надо в эту минуту; так и сидел бы да смотрел целую жизнь».
Меньше года пробыл М. Ю. Лермонтов в первой ссылке на Кавказе. Но за это короткое время, помимо ияютстихотворений «Дары Терека», «Тамара», «Свидание» и пр., поэт везет из Грузии удивительные замыслы — «Герой нашего времени», «Мцыри», «Беглец», «Ашик-Кериб». Многое удалось осуществить, многое так и осталось в замыслах, набросках. В Тифлисе Лермонтов познакомился с азербайджанским поэтом Мирзой Фатали Ахундовым, у которого начал брать уроки азербайджанского (или, как его тогда называли, «татарского») языка и со слов которого записал сказку «Ашик-Кериб». Кто знает, во что могла бы вылиться необработанная запись этой восточной сказки! Могла появиться под его пером новая поэма, или сказка обрела бы свою завершенность в прозаическом варианте? Кто знает... Но даже в этой беглой записи, точно так же. как и в последней редакции «Демона», переработанной в это же время, настойчиво звучит все тот же мотив: «.. Люблю я Кавказ!»
Лермонтов прожил короткую жизнь. И если мерить ее мерками наших обычных представлений, слишком короткую. С самого раннего детства судьба поэта, наполненная столкновением страстей и неразрешимых противоречий, обещала развитие таланта яркого, драматического, истинно русского. И как трагично, что в самом расцвете его творческою дара нелепый выстрел оборвал его жизнь.
В. Г. Белинский, с которым Лепмонтов поделился своими планами и замыслами, с болью и горечью писал о гибели поэта: «Лермонтов не много написал — бесконечно меньше того, сколько позволял ему его громадный талант. Беспечный характер, пылкая молодость, жадная впечатлений бытия., самый род его жизни — отвлекали его от мирных кабинетных занятий, от уединенной думы. столь любезной музам; но уже кипучая натура его начала устаиваться, в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни. Уже затевал он в уме, утомленном суетою жизни, создания зрелые… как вдруг —

Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре!
Потух огонь на алтаре!

Нет! Мы вправе не ^огласиться с великим критиком, который этими пушкинскими строками хотел почтить память поэта. Огонь истинной поэзии загасить нельзя. И каждый раз, открывая томик стихов, мы начинаем слышать, как звучит живое лермонтовское «из пламя и света рожденное слово».
С. Десницкий